О нас не станут говорить или просто не вспомнят. Не мы нужны, а песни им, да ведь и песни - вряд ли. Никто не знает, сколько я листов, блядь, Пустил гореть в огне или оставил смятыми. Я понял летом, что со скорой вызываю слёзы, И, видя на глазах родни их, так трезвят они. И, знаешь, чем старше становлюсь, тем несерьёзней. Да и, когда внутри долбит, с этим нельзя томить. Это для вас песни выходят просто: Бродят в сети, и слов оттуда, вроде бы, не вынуть. А я всё вырываю из души подростка: Зарос этот этаж бумагой, и хочется просто кинуть К хуям. Но понимаю, что вот так нельзя: Кому-то нравится ведь эта чепуха на рифмах, Кто-то рыдает, кому-то по душе резня, Но не позвонят и не скажут, ведь им дороги тарифы.
Нам рано уходить, пока под потолком клубы. Пока стакан этой стези наполовину полон, Они забудут всё-равно потом, кем ты им был, И завтра будешь объяснять всё это глупым снова.
Вам тяжело треки толкать - это как камень, Вроде, бессмысленно, но в то же время нерушимо. Я галстук придушил бы голыми руками За то, что в нём этот паршивый вид становится ещё паршивей. Мы незаметно так стали никем. По мелочам что-то запретное так же за мелочь. Если уйдём, то точно налегке, Ведь тут не выручат больше и не смогут помочь. Я.. Так хотел тепла вот в эту зиму, Но проебал её к чертям. Хоть морозит, но тает. На нас посмотрят эти глупые, пасти разинув, Как мы, влетев в уши твои, мгновенно вылетаем. Это всё ветрено и вредно вообще, И интересно, чем музыка подкупила. Мы не в порядке, но это в порядке вещей. Убив себя, мы не поймём, что нас что-то убило.