В заоконье сутулятся крыши-горбы. Прорастает вовнутрь всё, что лучше б забыть: песнь февральских ветров, ведьмовская, хрустальная, и подбрюшья мостов в седоватых подпалинах, и холодный вагон, и безлюдный район (где слепой небосвод испещрён вороньём, где, как сумрачный ельник, высотки щетинятся), и пропащая ночь в безымянной гостинице, и…
А город однажды устанет от нас, треснет, как ноздреватый подтаявший наст – разбегутся извилисто сколы и трещины.