Киев накрыла ночь и мгла, глаза лишь стража не смыкает, В звоницах спят колокола, лишь в тереме огонь пылает. И побледневшие, как мел, снуют по коридорам слуги, - Владимир тяжко заболел, и смерть видна в его недуге. В бреду он мечется, как зверь, монахов гонит прочь, а братьев Зовёт. Да поздно уж теперь – вот так сбываются проклятья. В холодной горнице пустой Велеса злобный дух витает. Хотел бы князь найти покой, но он иначе умирает…
Тяжко ты хвораешь, княже, и рука твоя слаба, Ты не распознаешь даже и ни кметя, ни раба. Не судилось обрести тебе обещанный покой – Хоть полно повсюду стражи, тебе слышен волчий вой. Пусто, холодно на ложе, только хрип твой: «Боже, боже…»
Припев: Бьёт полночь, бъёт – на поляне среди леса Ждёт князя, ждёт воля вечного Велеса. Месяц лунною дорожкой татя сглазит чёрной кошкой… Поутру, покончив с ним, сгинет, яко дым.
Чудятся белые дроги и монахов скорбный стон, Вокруг ложа сели боги – что же это, явь иль сон? Коль от веры ты отрёкся, ты бездомен, словно пёс – То-то вволю посмеётся иудейский твой Христос! Корчится твоя душа, только боги не спешат…
Припев
Ты был в силе, когда властно огнём Новгород крестил, Именем Христа перуньи рощи светлые рубил, Храмы клал благочестиво, капища предав огню, И волхвов мечом булатным ночью резал на корню… Ты не верил, что накажут – что ж теперь боишься, княже?!
Пусть века бегут рекою под навязанным крестом, Не смирится дух языгов ни молитвой, ни постом. А чтоб горше было тленье, пусть тебе, как страшный яд, Будет посмерти виденье, как Перуна люди чтят! Бьёт полночь, бьёт! Припев.