На заброшенной летней эстраде приглушённо звучала музыка. И, честно говоря, странно было слышать её здесь, в этом старом парке. Это была совсем забытая, прежде – шумная танцплощадка, а сейчас эстраду обвил плющ, а скамейки были засыпаны листьями. Сюда каждый день приходил убирать листья старый дворник, он-то и сам не знал, зачем, ведь он давно был на пенсии. Да и эту площадку никто, кроме него никогда не посещал. А если бы не он, то и калитка тоже заросла бы. Старик клял себя, прятал метлу подальше, зарекался не приходить сюда больше, но каждое утро снова брал метлу в руки, и шёл на площадку. Он часто бурчал что-то себе под нос, но так тихо, чтобы слышали только листья, и не очень шалили, потому что тогда с ними трудно было справиться. Расшалившиеся, они прятались под скамейки, садились на колоннах, гонялись с ветром наперегонки. Но в этот раз не было старика, и листья лежали на скамейках. А со сцены звучала гитара, её мелодия была настолько плавной и нежной, что казалось, гитара плакала. И даже обычно шумные листья затихали. Её тихие и мягкие звуки то замирали эхом, то разлетались по площадке, разливаясь переборами, то рассыпались в каком-то неустойчивом ритме и превращались вдруг в зыбкий туман, отрываясь от гитары и существуя, кажется, отдельно от неё.