На озерный берег выкатился прилив, Поднялись на свет из круто кипящей пены Белый мрамор стен, глухая зелень олив - Всё, что в мире этом носит имя Равенны.
Белый мрамор стен, глухая зелень олив, А над ними рука Господня лежит, незрима. Подойди, коснись, запомни, покуда жив, Ибо это мудрость, мощь и величье Рима.
Но не все желают здесь доживать свой срок, Потому что камнем в окно, ледышкой за ворот На семи холмах, на скрещенье древних дорог - Вечный город, который город, который Город.
Воздух наших дней, ночей неусыпный страж, Старший брат, товарищ, Город единокровный - Нам читать Платона раньше, чем \"Отче наш\", Изучать историю мира по родословной.
Разве может святой отец отпустить грехи тем, кто помнит, что прежде Бога царили боги? А о том, как мы умеем писать стихи, Знают все притоны Аппиевой дороги.
А Равенна - это пепельный крест во лбу И с любой стены следит небесный хозяин. А о том, как мы умеем играть в судьбу, Чем кончаем мы, спроси вороньё окраин.
Расплескалась чаша, ангел взмахнул крылом, Но ведь должен кто-то встать за наши святыни - За стихи Катулла, девочку за углом И привычный слуху звук площадной латыни.
Мы стоим плотиной на побережье тьмы. После нас - холодный дождь, пустота, забвенье. Всё, чего мы стоим, всё, что получим мы, Это шанс погибнуть в Риме, а не в Равенне.
Там на севере - синий Рейн, и плывёт над ним То, что стало нынче жирным, тяжёлым дымом. После нас... но всё же тот, кто захватит Рим, За каких-нибудь триста лет тоже станет Римом.