Мы съехали с Макдугал в середине зимы, Моя подруга из Тольятти, я сам из Костромы. Мы бы дожили до лета, а там секир-башка, Но в кокаине было восемь к трем зубного порошка. Пришлось нам двигать через люк При свете косяка, Она решила ехать в Мекку. Я сказал - \"Пока\".
Не помню, как это случилось, чей ветер дул мне в рот, Я шел по следу Кастанеды - попал в торговый флот, Где все матросы носят юбки, у юнги нож во рту, И тут мы встали под погрузку в Улан-Баторском порту. Я сразу кинулся в дацан - хочу уйти в ритрит, А мне навстречу Лагерфельд, Гляжу - а мы на Оксфорд-стрит.
Со мной наш боцман Паша, вот кто держит фасон: На нем пиджак от Ямамото и штаны Ком Де Гарсон, И тут вбегает эта женщина с картины Моне, Кричит - \"У нас четыре третьих, быстро едем все ко мне!\" У них нет денег на такси, пришлось продать пальто, Клянусь, такого в Костроме еще не видел никто.
Вначале было весело, потом спустился сплин, Когда мы слизывали слизь у этих ящериц со спин, В квартире не было прохода от языческих святынь, Я перевел все песни Цоя с урду на латынь. Когда я допил все, что было у них меж оконных рам, Я сел на первый сабвэй в Тируванантапурам.
И вот мы мчимся по пустыне, поезд блеет и скрипит, И нас везет по тусклым звездам старый блюзмен-транвестит, Кругом творится черте что - то дальше, то вблизи, То ли пляски сталеваров, то ли женский бой в грязи. Когда со мной случился двадцать пятый нерный срыв, Я бросил ноги в Катманду через Большой Барьерный Риф.
И вот я семь недель не брился, восемь суток ел грибы, Я стал похож на человека героической судьбы. Шаманы с докторами спорят, как я мог остаться жив, Но я выучил суахили и сменил культурный миф. Когда в село войдут пришельцы, я их брошу в тюрьму: Нам, русским, за границей иностранцы ни к чему.